Читать стих «Утопленник» Пушкина Александра Сергеевича - это словно погрузиться в необыкновенный мир русского фольклора. Православные мотивы и фантазийная тема тонкой нитью проходят по всему произведению. Стихотворение было написано в 1825 году. Основой для него стало суеверие, которое учит нас тому, что утопленников обязательно нужно хоронить в земле. В противном случае, призраки будут вечно бродить по свету, как неприкаянные души, напоминая живым об их проступке. Такая тематика была крайне популярна в русской литературе. Текст стихотворения Пушкина «Утопленник» повествует именно о таком случае. Крестьянская детвора находит в реке мертвого человека, а их отец решает пустить его по воде, чтобы не заниматься похоронами. За «преступлением» следует неминуемая расплата. Утопленник приходит к мужчине из года в год, напоминая ему о произошедшем, словно пытаясь преподнести ему важный урок.
Произведение имеет моралистический настрой. Оно показывает важность соблюдения религиозных традиций. Автор говорит о том, что православные ценности созданы не просто так, – они полностью оправданы. А мелодичность произведения делает его схожим с балладой. Стихотворение воспринимается легко, а читать его - одно удовольствие.
Прочесть произведение можно онлайн на уроке в классе или скачать его на нашем сайте.
Прибежали в избу дети,
В торопях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца.»
«Врите, врите, бесенята, -
Заворчал на них отец: -
Ох, уж эти мне робята!
Будет вам ужо мертвец!
Суд наедет, отвечай-ка;
С ним я ввек не разберусь;
Делать нечего; хозяйка,
Дай кафтан; уж поплетусь…
Где ж мертвец?» - «Вон, тятя, э-вот!»
В самом деле, при реке,
Где разостлан мокрый невод,
Мертвый виден на песке.
Безобразно труп ужасный
Посинел и весь распух.
Горемыка ли несчастный
Погубил свой грешный дух,
Рыболов ли взят волнами,
Али хмельный молодец,
Аль ограбленный ворами
Недогадливый купец?
Мужику какое дело?
Озираясь, он спешит;
Он потопленное тело
В воду за ноги тащит,
И от берега крутого
Оттолкнул его веслом,
И мертвец вниз поплыл снова
За могилой и крестом.
Долго мертвый меж волнами
Плыл качаясь, как живой;
Проводив его глазами,
Наш мужик пошел домой.
«Вы, щенки! за мной ступайте!
Будет вам по калачу,
Да смотрите ж, не болтайте,
А не то поколочу».
В ночь погода зашумела,
Взволновалася река,
Уж лучина догорела
В дымной хате мужика,
Дети спят, хозяйка дремлет,
На полатях муж лежит,
Буря воет; вдруг он внемлет:
Кто-то там в окно стучит.
«Кто там?» - «Эй, впусти, хозяин!»-
«Ну, какая там беда?
Что ты ночью бродишь, Каин?
Чорт занес тебя сюда;
Где возиться мне с тобою?
Дома тесно и темно.»
И ленивою рукою
Подымает он окно.
Из-за туч луна катится -
Что же? голый перед ним:
С бороды вода струится,
Взор открыт и недвижим,
Всё в нем страшно онемело,
Опустились руки вниз,
И в распухнувшее тело
Раки черные впились.
И мужик окно захлопнул:
Гостя голого узнав,
Так и обмер: «Чтоб ты лопнул!»
Прошептал он задрожав.
Страшно мысли в нем мешались,
Трясся ночь он напролет,
И до утра всё стучались
Под окном и у ворот.
Есть в народе слух ужасный:
Говорят, что каждый год
С той поры мужик несчастный
В день урочный гостя ждет;
Уж с утра погода злится,
Ночью буря настает,
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца».
А. С. Пушкин, «Утопленник: Простонародная сказка»
Вторую неделю я обитал дикарем в узенькой щели, разрезавшей черноморские скалы, обитал среди сосен, черненых обычными здесь пожарами. С берега мою площадку и палатку на ней совсем не видно, так что был я дикарем вдвойне, хотя и не вполне. Не вполне, потому что с обеда в соседней щели, - метрах в трехстах от моей в сторону Архипо-Осиповки (местные ее зовут Архипкой), - стояли местные из какой-то кубанской станицы на слуху. Я, форменный Робинзон, слушал их дальний пиратский смех, барски ужиная при свечах и в порывах симфонической музыки из радиоприемника, работавшего под крутым берегом на слабую «троечку». Барски, потому что прошлой ночью на резинку попалась кефаль - первый раз за многие годы диких стоянок! Не пара-тройка приевшихся морских ершей, охочих посмертно вырубить на несколько часов твою палаческую руку ядом плавников, ни синец, вкус которому придает лишь рыбацкий голод - роскошная кефаль на полкило! Ее-то я и ел, поджаренную фри костром и кроваво-красным закатом. Неплохо, надо сказать, у них получилось! Тем более, утром ходил в Архипку пивка попить с чебуреками и за вином - попалось, кстати, на удивление отменное. Пусть красное вино, не к рыбному блюду, но это условности.
После второго куска рыбы (если честно, она представляла собой вовсе не кефаль, начисто отловленную Костей-рыбаком из известной песни Бернеса, но пиленгаса, ее близкого родственника, завезенного из дальневосточных морей) я закурил, тут волна с симфонией ушла, но в соседней щели мужской смех сменился многоголосо девичьим. Они визжали в море от полноты жизни, слепившей их блеском прикорнувших на берегу лаковых внедорожников, углями мангалов, мерцавших оранжевыми всполохами, крепостью сладкого вина! Они смеялись, барахтались в море, в теплой южной ночи, криками привлекая к себе мужчин, говоривших о пустом или деле за раскладным столом, оккупированным всяческой деликатной снедью, горделивыми заморскими бутылками, пачками невиданных сигарет. Конечно, я завидовал самцам девушек, потому и выпил под этот смех полную кружку, выпил, чтоб не думать о женщинах, особенно той, которая уже как месяц назад лишь на сутки разорвала мое одиночество на две половинки.
Через пару часов соседский праздник жизни химически быстро выпал в осадок, и меня потянуло окунуться в ласковом море. Конечно же, я поплыл в сторону растаявшего в звездной ночи смеха, наверное, чтоб понежиться воришкой в чужой постели, то есть в воде, только что ласкавшей отзывчивые девичьи тела. В щели никого уж не было – уехали соседи на джипах тихо, как воры. Не скажу, что я расстроился, оставшись один, но было немного, оттого и вспомнил свою бутылочку, ждавшую меня наедине со свечей, едва удерживавшей тщедушным фитильком свою жар-птицу, свой огонек, растанцевавшийся в ночном бризе.
Поплыл я к своей мечте, тьфу, бутылочке не быстро, боясь напороться на собственную закидушку с тридцатью свирепыми крючками, и скоро увидел ее в лунном свете, до дна морского достававшем. Нагая, она парила в призрачной воде, взявшей ее жизнь, парила в бессмысленно жадной толще, готовой переварить в слизь ее стройное, не рожавшее еще тело. Сообразив, что нарвался на утопленницу, - вот почему слиняли соседи в минуту! - взвинтился, со всех сил потянул ее к берегу, за волосы потянул, - русые, длинные и тонкие, - уложил там на песок ничком и головой к морю – из легких полилась вода, - пощупал сонную артерию.
Пульса не было. Перевернул утопленницу на спину, - глаза ее, кажется, голубые, уставились в небо, - зажал нос пальцами, прильнул губами к губкам, когда-то алым, теперь синим, стал вдыхать воздух. Как полагается, двенадцать раз в минуту. Вдыхаю раз за разом, каждый раз отмечая, что губы у нее такие мяконькие, живо-тонкие, целовать такие в натуре – небесное наслаждение, если, конечно с взаимностью целовать…
Минут тридцать я дышал в нее, как проклятый, одновременно сдавливая грудину - не задышала, как ни старался, как не представлял ее живой, как не видел воочию ее улыбку, ее, с женской благодарностью смотрящую на меня, на своего спасителя, несомненно, посланного Богом.
Решив, что несчастная умерла, сел перед ней, перед трупом ее сел, стал смотреть…
Она лежала под луной в шелесте сонного прибоя. Широкий таз, узкая талия, лебединая шея, осевшие полные груди - все живое, готовое к жизни, радости, любви. Мне казалось, что жизнь девушки еще витает над потерявшим ее телом, над моим телом витает, надо мной, как и она, утратившим душу, если не всю, то большую толику.
…Давным-давно, загорая у бурной южной реки, я увидел, как вынесло из заводи на дикую стремнину мальчика лет девяти, увидел, бросился к берегу, желая вытащить его, но замер, поняв, что реку с ее добычей никак не догнать. Меньший брат мальчика, рыдая:
Вытащи его, вытащи!!! - толкнул меня в воду, я поплыл со всех сил, лишь с гребня очередной волны видя свою цель, уже отдавшуюся воле течения. Когда до водосбросной плотины, - преодолеть ее живым было невозможно - осталось метров сто, чувство самосохранения устремило мой взор к берегу, и тут же раздался пронзительный крик, рвавший слух в клочья:
Вытащи меня, вытащи!!! – несомненно, это кричала витавшая надо мной душа только что утонувшего мальчика. Управляемый этим сгустком энергии, я бешено погреб к маленькой ниагаре, метрах в тридцати от нее углядел в воде маленькое обмякшее тело, вынес на берег, отдал набежавшим людям, и скрылся с их глаз, стыдясь дрожи, охватившей все тело…
И снова это! Снова я чувствовал, что душа девушки витает над потерявшим ее телом, витает над моим. Витает, касаясь фибрами, витает, алча проникнуть в меня, в мою жизнь, чтобы подвигнуть на что-то безумное.
Ей удалось это, она какой-то ворвалась в меня сквозь неотрывно смотревшие на нее глаза, по нервам и нейронам проникла до самого таза, и в самой его середке сладостно заныло. От этого ноя мой оголодавший член вздыбился, взял власть над отключившимся мозгом. Почувствовав себя конченным, вконец конченным, почувствовав себя на пороге другой жизни - нечеловеческой и преступной, я взял ее…
Это было нечто. Это было упоительно! Я вовсе не чувствовал себя некрофилом, я чувствовал себя человеком, пытающимся обратить чужую смерть в существование! Я бил своим телом ее тело, я доставал его до сердца, я кричал смертной ночи и ей:
Живи, живи, живи!!!
Лишь только я кончил, все стало на страшные свои места.
Я изнасиловал мертвую душу, изнасиловал утопленницу. В ее влагалище – моя сперма.
Это конец! Что делать?!!
Опустошенный, я не смог ответить на этот вопрос. Решив, что ответит утро, пошел к себе, в щель, выпил водки, чтобы поскорее уйти в последний свой обыденно-человеческий сон.
…Обычно стакан водки отключает меня часов до шести утра, но не в тот раз. Я не отключился, я видел воочию мрачную зону в Пермском крае или Мордовии, видел зеков, насилующих меня, омертвевшего. Видел ее, лежащую на берегу, на холодном ночном песке. Видел, как она поднялась, посидела, припоминая последнюю жизнь. Видел, как обернулась, услышав оживший вдруг приемник, увидела свечу, горевшую ровно, как в склепе, потому что бриз замер, как напуганный свидетель. Она долго смотрела на нее, так долго, что пламя затряслось от панического страха. Поднялась, пошла к щели на неверных ногах. Взобралась по крутизне, по которой я днем-то поднимаюсь, чертыхаясь и подворачивая ноги. Встала на площадке рядом с прахом костра – тот мигом вспыхнул от испуга. Подошла, к палатке, походя опрокинув бутылку недопитого вина, оно радостно забулькало, выливаясь на землю, из которой вышло.
Почти все знают стихотворение Пушкина "Утопленник", по крайней мере, первые его строки:
Прибежали в избу дети
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца».
И вот мне захотелось тоже продлить это четверостишие, но уже на свой манер. Здесь вовсе нет никакого глубокого смысла (а может и здравого смысла тоже нет) просто захотелось подурачиться.
Ву-а-ля:
< Прибежали в избу дети
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца». >
Дети виснут на папаше,
повторяя без конца:
«Тятя! тятя! сети наши
Притащили мертвеца».
- И хотя уже не дышит,
но сюды, да из воды,
ты пойми, когда он вышел -
толи нынче, толь надысь
и, хотя он необутый,
неодетый, наконец,
но ведет наглец, как будто
он и вовсе не мертвец:
бога, душу и соседку
кроет, как шеху вальтом,
изорвал до нитки сетку,
ту, что новая, притом,
головой, ногами дрыгал
и ругался этот дед,
будто лондонский ханыга
или русский президент...
Ни мышонок ни лягушка,
а невиданая тварь,
ни ребенок ни старушка,
ни рыбак ни пономарь,
толи сверху, толи снизу
он приплыл за много миль,
толи - Призрак Коммунизма,
толи - Замка Кентервилль...
Рот широкий отворяя,
из огромного хайла
мелодично напевает,
мол - жила-была-дала
и, наверно было б худо,
да кривая провезла
и жила-была покуда,
да пока не родила...
И не кисло и не сладко,
не поймешь, в конце-концов,
будто детская загадка
без кольцов, без огурцов...
И бегут из хаты дети
и несут во все концы:
- Вот такие в наши сети
попадают мертвецы!
Рецензии
Вот нравится мне такой, может быть, кич, а может быть, просто шутка.
Лексика интересная НАДЫСЬ, например, - откуда? Никак не могу вспомнить:
вроде по диалектологии изучала когда-то. В общем - супер!
Ой - таких тонкостей я не знаю... Услышал в кино, посмотрел в словаре...
Правда мама мне как-то говорила, что у них в деревне так говорили, а она из Саратовской области. А тамошнее это выражение или кто-то туда занес - не знаю.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
Прибежали в избу дети
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца».
«Врите, врите, бесенята,-
Заворчал на них отец; —
Ох, уж эти мне робята!
Будет вам ужо мертвец!
Суд наедет, отвечай-ка;
С ним я ввек не разберусь;
Делать нечего; хозяйка,
Дай кафтан: уж поплетусь…
Где ж мертвец?» — «Вон, тятя, э-вот!»
В самом деле, при реке,
Где разостлан мокрый невод,
Мертвый виден на песке.
Безобразно труп ужасный
Посинел и весь распух.
Горемыка ли несчастный
Погубил свой грешный дух,
Рыболов ли взят волнами,
Али хмельный молодец,
Аль ограбленный ворами
Недогадливый купец?
Мужику какое дело?
Озираясь, он спешит;
Он потопленное тело
В воду за ноги тащит,
И от берега крутого
Оттолкнул его веслом,
И мертвец вниз поплыл снова
За могилой и крестом.
Долго мертвый меж волнами
Плыл качаясь, как живой;
Проводив его глазами,
Наш мужик пошел домой.
«Вы, щенки! за мной ступайте!
Будет вам по калачу,
Да смотрите ж, не болтайте,
А не то поколочу».
В ночь погода зашумела,
Взволновалася река,
Уж лучина догорела
В дымной хате мужика,
Дети спят, хозяйка дремлет,
На полатях муж лежит,
Буря воет; вдруг он внемлет:
Кто-то там в окно стучит.
«Кто там?» — «Эй, впусти, хозяин!» —
«Ну, какая там беда?
Что ты ночью бродишь, Каин?
Черт занес тебя сюда;
Где возиться мне с тобою?
Дома тесно и темно».
И ленивою рукою
Подымает он окно.
Из-за туч луна катится —
Что же? голый перед ним:
С бороды вода струится,
Взор открыт и недвижим,
Все в нем страшно онемело,
Опустились руки вниз,
И в распухнувшее тело
Раки черные впились.
И мужик окно захлопнул:
Гостя голого узнав,
Так и обмер: «Чтоб ты лопнул!»
Прошептал он, задрожав.
Страшно мысли в нем мешались,
Трясся ночь он напролет,
И до утра все стучались
Под окном и у ворот.
Есть в народе слух ужасный:
Говорят, что каждый год
С той поры мужик несчастный
В день урочный гостя ждет;
Уж с утра погода злится,
Ночью буря настает,
И утопленник стучится
Под окном и у ворот.
Анализ стихотворения «Утопленник» Пушкина
Каждый человек наверняка слышал приятные для слуха строки «прибежали в избу дети, второпях зовут отца…». Это начало стихотворного произведений А. С. Пушкина. Александр всегда писал свои произведения в стиле баллады, сказки, тайны со скрытым смыслом. Причиной таких успехов в сказах стали вечерние рассказы его няни, Арины Родионовны. Няня рассказывала мальчику мифы в стиле сказок. Эти удивительные истории и стали ключевым моментом к выбору стиля в его творчестве. Помимо красивого, таинственного сюжета, Пушкин понимал и видел смысл, скрытый в народных рассказах.
У Александра Сергеевича достаточно много фольклорных произведений. Основу для них он брал не только из рассказов нянюшки, но и из мистических историй. Стихотворение «Утопленник» основано на старинном народном поверье. Суть его довольна проста: каждый умерший не своей смертью человек достоин христианского обряда захоронения. И относится это не только к утопленникам, как можно понять из произведения, но и к умершим другой смертью. Что касается именно воды, то человек должен быть похоронен в любом случае.
По сюжету, мужчина увидел, как труп утопленника причалил к его берегам. Далее мужчина пустил его дальше по воде, чтобы не обременять себя лишними хлопотами. И вечером обнаружил, что дневной гость вернулся, весь в воде и озлобленный. Мужчина испугался такого незваного гостя, но изменить уже ничего не мог. Теперь гость посещает этот дом каждый год, напоминая жителям об ошибке прародителя.
Пушкин хотел донести до читателей, что ни в коем случае нельзя забывать о самых главных вещах, христианских традициях. Если человек мог помочь усопшей душе прийти к своему пути, но по каким-либо причинам не смог этого сделать, то умерший будет преследовать этого человека.
Смысл данного произведения можно понять более тонко: Александр Сергеевич говорит о том, что традиции забывать нельзя, и если вдруг повстречал утопленника — похоронить его. Можно не понимать смысл стихотворения буквально. Например, в качестве утопленника может быть и живой, но нуждающийся в помощи человек. И когда другой человека встречает того, кому нужна помощь, и он может помочь, то сделать это необходимо. В случае отказа помогать, карма, да и сознание человека, будет страдать и покроется пеленой тумана. Речь может идти так же об очень важных, но незаконченных делах. Периодически что-то незаконченное дает о себе вспомнить: например, невысказанные извинения или брошенный учебный процесс.