- Вы, наверное, первый сделали цену блюд эстетической категорией. Дороговизна московских ресторанов всегда была досадной деталью, с которой надо было что-то делать, и никто не хотел говорить вслух, что платить меньше просто приятнее.
- Да, мне нравится, когда производит впечатление все: качество еды, обстановка, обслуживание, интерьер, цена. И цену я ставлю в конец, только чтобы подчеркнуть ее важность. Три-четыре года назад большинство нашей публики относилось к деньгам достаточно спокойно - сегодня, просто даже в силу окружающей ситуации, все смотрят, что тратят и на что. И важно найти баланс: идеальное качество и минимальные цены - и хорошее при этом обслуживание. Потому что если в ресторане «Dr. Живаго» будет сидеть ползала, то он закроется, как сейчас происходит со многими. Поэтому мы сделали здесь ресторан для всей семьи, чтобы люди приходили не с восьми часов вечера, а в три, в четыре, в пять и в выходные с детьми.
- Мне тут рассказали по большому секрету, что аренда помещения, где располагается сейчас «Dr. Живаго», обходится в 6 млн рублей в месяц. При ваших ценах на еду там должны бывать приблизительно 2 тысячи человек в день, чтобы такую аренду отбивать. Скажите, как это возможно? Потому что с точки зрения математики это немыслимо .
- Первое: есть какие-то коммерческие вещи, которые я не могу комментировать, то есть точную цифру вслух вам не назову. Но точно могу сказать, что мне совершенно нечего отмывать - и что я совершенно точно собираюсь зарабатывать. Цена, которую вы назвали, мягко говоря, преувеличена.
- Насколько?
- Ну, в разы. Но цена действительно большая. А дальше идет простая математика: либо вы увеличиваете margin внутри и получаете высокие цены, либо смиряетесь с уменьшением своего profit margin и тогда работаете над увеличением оборота. Вот вам чистая правда: в «Dr. Живаго» имеется 110 посадочных мест, и, чтобы он нормально работал, там должно побывать 200 человек в день, и это выводит нас в совершенно комфортную прибыль. В субботу-воскресенье там проходит три и даже три с половиной посадки - и две посадки в будни совершенно спокойно. Мы в этом бизнесе, разумеется, хотим зарабатывать, но для меня лично очень важны позитивные эмоции. Человек приходит в ресторан и, разрывая сердце, платит за бутылку вина, которая стоит в магазине 100 долларов, ну, образно, 1000, - даже если он будет платить эту 1000, у меня это положительных эмоций не вызовет. Мне нравятся аплодисменты - не больше, чем деньги, но точно не меньше. Когда человек получает качественную еду в красивой обстановке и платит за это мало - это меня очень возбуждает. Мне это очень нравится, это очень хороший способ, чтобы производить впечатление на людей.
- Второй вопрос про «Dr. Живаго», который лично мне не дает покоя: почему вы расстались с Осипенко (Виктор Осипенко, шеф-повар ресторана «Композитор», работавшего в «Национале» до открытия «Dr. Живаго». - Прим. ред. )? Почему взяли Максима Тарусина? Осипенко же явно готовит не хуже, а может, и лучше? Больше того, Тарусин, просидевший довольно много времени в «Измайлово», - он же был явно…
- На обочине?
- Не на вершине уж точно.
- Если вы спросили бы меня, считаю ли я Осипенко хорошим поваром, мой ответ - да, считаю. Но давайте я скажу вам вещь циничную: я все-таки делаю свой ресторан, а не ресторан Иванова, Николаева или Осипенко. И в шеф-поваре мне важно, чтобы он был моим партнером. Он должен слышать меня и делать тот ресторан, который я хочу. Мне важно не то, насколько он хорош как повар, - это должен быть человек, который уже умеет готовить, но еще не разучился слышать. Состоявшемуся, всему научившемуся человеку трудно прислушиваться к кому-то со стороны. Он уже знает, как все это делать, и объяснить ему, что я хочу по-другому, сложно. С Осипенко именно так было - я понял, что мы друг друга не слышим, и обстановка на кухне была крайне сложной. Что касается Тарусина - да, согласен, он был несколько на обочине. Но, с другой стороны, если человек прошел такую мясорубку, как гостиница «Измайлово», где надо кормить тысячи человек в день, то это хорошая школа. Причем работал он там года полтора всего, так что навыки его никуда не делись и настройки не сбились. Скажу откровенно: когда мы встретились с Максимом, он переживал как раз то довольно редкое состояние, когда амбиции бьют через край. Ему надо было доказать самому себе свою состоятельность. Он безумно ответственный, умеет работать под прессингом - на третий день в «Dr. Живаго» пришло 300 человек. Я помню, когда запускалась «Китайская грамота» , тоже были такие моменты - так кухня просто вставала, хотя вроде и шеф-китаец, и готовит быстро. У Тарусина кухня не тормозила.
- Если говорить о ваших замыслах вообще: насколько понимаю, вы собираетесь делать понятные всем, не авторские, не особенные заведения - а только такие, которые может понять сразу много народу?
- У меня есть какая-то иллюзия, что я могу прочувствовать некий общий средний рецептор, работающий у большей части российского населения. Я этот рецептор чувствую, понимаю и, наверное, неплохо знаю, чего он хочет именно сейчас. И я стараюсь ему это дать. Авторская кухня работает иначе. К ней нужно уметь привлекать публику, делать точный и очень изощренный маркетинг, и это явно не самая сильная моя сторона. Просто надо отдавать себе отчет, что нельзя в жизни уметь все. Мне же еще важно, чтобы было интересно. Буквально вчера очень достойные люди предложили мне открыть ночной клуб - как я его открою? Можно зарабатывать с трехзвездочным поваром, но мне это тоже неинтересно, это будет его, повара, ресторан, а не мой.
- Как можно обозначить общую механику того, как вы делаете рестораны?
- Сначала придумываю концепцию. Затем параллельно ищу повара и пишу меню. Пожалуй, пишу меню даже раньше, и это важно, потому что если меню полностью напишет повар, то мне потом будет сложно. Даже в «Китайской грамоте» я написал меню от и до, хотя потом процентов на тридцать оно поменялось. И в «Brasserie Мост» то же самое было: я не рассказывал Режису Тригелю (шеф-повар «Brasserie Мост» и «Стрелки», искушенный француз, работавший с Дюкассом. - Прим. ред. ) что как делать, он блестящий повар, но я сказал, что хочу видеть конфи, кассероль и все прочее. Я понимал, что если такой профессионал, как Тригель, сам напишет меню, мне будет сложно объяснить ему, почему здесь что-то неправильно. В «Dr. Живаго» меню было написано за месяц до того, как мы начали что-то менять вообще, еще вовсю работал «Композитор». «Brasserie Мост», «Мясной клуб», «Dr. Живаго», «Китайская грамота» и Black Thai - везде так было.
- А еще же у вас есть ресторан в Латвии?
- В Юрмале - Laivas. Там, кстати, идут дела тяжело - потому именно, что не получается диалог между мной и поваром. И еще там в зависимости от сезона вы имеете дело с двумя отдельными целевыми аудиториями. Летом ресторан работал блестяще, потому что шла московская публика, которую я понимаю, - шла на угря и миногу. Но у нас была идея не закрывать ресторан на зиму, как это обычно делается на курортах, а сделать его достопримечательностью - показать новую латышскую кухню. Мы хотим сделать еду, привлекательную для всех - и для тех, кому приятно поглазеть на Красную площадь, и для любителей миноги, и для ее ненавистников. Так что в Laivas мы будем сейчас многое переделывать.
- Шесть ресторанов чуть больше чем за год - фантастический рост. Скажите, а вы чувствуете, как растет ваше влияние на отрасль в целом? Например, вы подписывали недавний Меморандум о новой русской кухне (прочитать и посмотреть на оформление документа можно по ссылке. - Прим. ред. )?
- Нет. А что это?
- Это такая общая инициатива рестораторов, поваров и примкнувшей общественности, по сути, «за все хорошее, против всего плохого». Придумал его Игорь Бухаров (президент Федерации рестораторов и отельеров. - Прим. ред. ), писать помогал историк российской кухни Павел Сюткин. Как вы относитесь к таким коллективным действиям?
- Понимаете, я вырос в Советском Союзе, в советских реалиях и потому к вещам, принимаемым общим голосованием, отношусь очень настороженно. Я боюсь толпы и считаю, что как-то на нее влиять можно, только находясь слегка сбоку, а не внутри. С другой стороны, любая попытка повлиять на ситуацию внутри нашей отрасли - не самую хорошую ситуацию - это потрясающе. Другой вопрос - можно ли повлиять на эту ситуацию путем подписания меморандумов. Я думаю - нет, но кто знает. Возможно, кто-то прочитает и задумается. И тут же еще надо понимать, что если эти прекрасные локальные продукты и региональные рецепты приведут к коммерческому успеху, тогда положение изменится. А если люди продолжат толпами идти в места, где принято делать музыку погромче и разглядывать ходящих мимо девушек, тогда толка никакого не будет. Потребитель же все равно решает, что правильно, а что неправильно.
- А вы можете назвать людей, которые сейчас влияют на индустрию гостеприимства?
- Не сразу, конечно. Первым, разумеется, приходит на ум Аркадий Анатольевич (Новиков. - Прим. ред. ), хотя его-то влияние на нашу кулинарную жизнь сейчас стало куда меньше. Несомненно большую роль играют Мухин и Казаков (Владимир Мухин , бренд-шеф White Rabbit Family, Анатолий Казаков, шеф ресторана Selfie. - Прим. ред. ). Мы же о поварах сейчас говорим?
- О тех, кто умеет что-то делать.
- Нельзя не упомянуть братьев Березуцких (Иван Березуцкий - шеф PMI Bar в Петербурге, Сергей Березуцкий - шеф ресторана «Как есть» в Москве. - Прим. ред. ). У меня свое мнение о них, могу его сказать.
- Конечно, говорите!
- Иван - состоявшаяся личность, а Сережа - ну, он ищет пока, получает какие-то призы, но все равно первый немного так подтягивает второго. «Как есть» для меня ну вот не откровение ни разу, а в PMI - выдающаяся еда, не помню, чтобы какая-то еда так на меня влияла. Еще из «Честной кухни» парень очень заметный, Сережа Ерошенко . И это, кстати, точно тренд, правда? Когда повара начинают очень здорово влиять на картинку.
- Про Комма не забыли?
- К нему можно по-разному относиться, но Комм - это явление. И как у любого явления, у него есть толпы поклонников и толпы, мягко говоря, не поклонников. Сегодня - мне трудно сказать, может, это затишье перед бурей, не знаю - он слегка покинул российскую кулинарную сцену. Кстати, мы забыли Деллоса. Это единственный человек, который не останавливается, - появляется «Оранж 3» , еще что-то вот-вот будет, звезда мишленовская опять же. Другой вопрос - готова ли наша публика к этим экспериментам. У меня есть определенный скепсис по отношению к «Оранж 3» - я, скажем, хотел бы наблюдать за его развитием исключительно со стороны, да, и не дай бог ввязаться.
- Там бескомпромиссный финн работает такой, Саули Кемппайнен.
- Кстати, заметьте, ни один проект c иностранным поваром или даже просто с франчайзингом не был у нас успешен, если не адаптировался к нашим реалиям. Ни один. Даже те, кто вроде выстреливал, потом сдувались.
- А у вас были неуспешные проекты?
- Даже два. Их не очень помнят, но были, да. Вот этот наш еврейский ресторан с Ginza «Цукер» - по разным причинам, но не удался. Еще был проект «Имбирь», закрывшийся в 2001 году. Очень это было болезненно тогда. После закрытия «Имбиря» я не занимался ресторанами 10 лет. Готовил для себя, для людей, писал. Но вообще неудачи - это тоже полезно и даже необходимо.
- Вы сейчас, уже сделав шесть ресторанов, чего-то боитесь еще?
- Насчет этого я могу речь на пятьдесят минут произнести. Много чего боюсь, конечно. Боюсь не уловить и не понять, боюсь ошибиться. Внешних факторов боюсь, мы же все в одном мире живем, и любое соприкосновение с этим миром - это всегда страшновато. Ресторан - это бизнес-модель, но, в отличие от других видов бизнеса, в нем есть еще некий пятый элемент. Что-то неуловимое, абсолютно неосязаемое, но очень сильно влияющее. Не знаю, как назвать, «душа» - банальное слово, назовем это пятым элементом. Его можно прочувствовать или нет, но, пока ресторан не пойдет, уверенным в этом быть нельзя. Вот «Китайская грамота» пошла, все нормально, а вот сделали мы этот Black Thai - и непонятно. Красиво, объективно вкусно, мне нравится, но есть вот этот элемент, который я больше всего боюсь не уловить. Кстати, еще один человек, влияющий на ресторанную жизнь, - Дмитрий Зотов , который «Крылышко или ножка». И еще Вилльям Ламберти , да.
- Как вы, кстати, относитесь к хипстерским ресторанам?
- Ну как. Мы же совершенно точно не можем управлять вкусовыми пристрастиями, они просто есть. Значит, хипстерские рестораны появляются и существуют не сами по себе, а потому что некоторая часть населения этого хочет. Другое дело, что я лично пытаюсь делать вещь более амбициозную, соединить несоединимое - пристрастия околоолигархической публики и хипстерской. Например, вы можете прийти в «Китайскую грамоту» и увидеть там ровно это: сидят и хипстеры, и буквально наша политическая, экономическая элита. Когда только открывали ресторан, меня спрашивали: на кого он рассчитан? Прямо бесили меня. Когда я отвечал, что буду смешивать всех со всеми, говорили: нет, это не работает. Да абсолютно все работает, что за ерунда. Все они там себя комфортно ощущают. Одним нравится чувствовать себя в такой подчеркнуто модной среде, другие просто не обращают внимания. Все красиво, всем вкусно.
Я часто бывал в городе и, наверно, как любой другой ресторатор, не раз задумывался над тем, что было бы неплохо открыть здесь интересное место. Более того, у меня к Питеру всегда были теплые чувства: моя жена петербурженка, наша свадьба была на Неве. Окончательно решение у меня сформировалось после того, как мне предложили помещение в «Ленинград центре». Когда я его увидел, сразу понял, что это именно то, что нужно. Моя идея полностью совпала с местом. Активно изучать рынок я стал только после принятого решения. Хотя всегда, когда приезжал в Петербург, старался посещать различные рестораны, начиная от наиболее премиальных, заканчивая неформальными. Из недавних впечатлений, например, были «Kontora», «Il Lago dei Cigni», «Duo Gastrobar», «Винный шкаф», «ЕМ».
Если говорить о различиях между Петербургом и Москвой, это вопрос деликатный и неоднозначный, основанный на собственных ощущениях и ассоциациях. Конечно, питерская публика очень отличается от московской. Это другой город, с другим отношением к жизни, к еде, к ресторанам. То, что возможно здесь, невозможно в Москве, и наоборот. Петербургский тренд, который существовал всегда - это некая богемность. С одной стороны, здесь меньше внимания придают внешнему лоску и выпендрежу. Людям нравится некая потертость, плюшевая замятость, что-то чуть более интеллигентное. С другой стороны, Питер более снобистский, чем Москва, но при этом менее капризный. Здесь всё на грани противоречий.
Питер более снобистский, чем Москва, но при этом менее капризный.
Это различие между городами и людьми также ощущается и в работе. Москва борется за выживание, все идут вперед, устраняя любые преграды на пути достижения своих целей. В столице невозможна ситуация, когда взрослый мужчина выбирает место работы, просто потому, что ему так комфортнее, не заботясь о заработке. В Питере люди значительно больше заботятся о собственном «Я», чем о благосостоянии. Те петербуржцы, которые заточены на карьеру, давно уже в Москве. Поэтому, когда мы формировали питерскую команду, нам пришлось учитывать и эти различия.
В Питере люди значительно больше заботятся о собственном «Я», чем о благосостоянии.
Вообще, найти хорошего сотрудника - это всегда большая проблема, независимо от города и страны. В я лично подбирал людей на топовые позиции. С управляющим помогли знакомые. Я отсмотрел несколько кандидатов и выбрал по ощущениям того, кто был мне ближе по духу, с кем бы мне было комфортнее всего работать. Шефа тоже нашел сам. Но, что касается дальнейшего выбора поваров, менеджеров и официантов, это не моя территория. Я обычно в это не вмешиваюсь. Могу только сказать, нравится мне человек, или нет. Если, например, дать шефу ту команду, с которой ему будет некомфортно работать, то и требовать от него вы ничего не сможете. Поэтому лучше дать возможность шеф-повару и управляющему самостоятельно подбирать себе сотрудников.
«Блок» работает уже почти месяц, и большинство отзывов положительные. Ресторан хорошо заполняется, но выводы, конечно, делать еще очень рано. Точно могу сказать, что тот продукт, который мы хотели создать, получился. Если сравнить его и московский «Воронеж», они в чем-то похожи. Это два мясных ресторана, задача которых показать всё, что существует в мясной кулинарии. Это особый продукт как для Питера, так и для Москвы. И даже для мира. Я таких нигде не видел. И в этом их абсолютное сходство. Разница в том, что в «Воронеже» мы берем простой рецепт и стараемся сделать его из уникальных продуктов, а в «Блоке» - из простого продукта делаем уникальный рецепт.
В «Воронеже» мы берем простой рецепт и стараемся сделать его из уникальных продуктов, а в «Блоке» - из простого продукта делаем уникальный рецепт.
В других местах я крайне аккуратно отношусь ко всему, что считается молекулярной кухней, к любому усложнению. Когда мы разрабатывали в «Блоке» тар-тар, шеф-повар предложил сделать к нему желе из виски. Сначала у меня было сильное внутреннее сопротивление. Но оказалось, что это абсолютно фонтанирующая приправа, с потрясающей текстурой. И я могу сказать, что сейчас мы уже нащупали для себя этот тренд.
С точки зрения бизнеса здесь немного легче, чем в Москве. Рынок не такой избалованный. Достаточно много свободных ниш. При этом есть вещи, которые с гастрономической точки зрения, на мой взгляд, впереди, в том числе Москвы. Объективно, например, питерский Buddha-Bar с потрясающей паназиатской кухней. Не знаю, это заслуга повара, или владельцев, но он не может сравниться ни с каким другим: ни с московским, ни с французским.
Петербург мне очень интересен, и если мне поступит предложение открыть еще одно место, я с удовольствием его рассмотрю. Но, конечно, я не могу делать проекты бесконечно. У Кощея Бессмертного было ограниченное количество жизней - как и у меня потенциальных возможностей для открытия новых ресторанов. Каждое заведение требует моего личного погружения и участия, поэтому, в любом случае, всё будет зависеть от конкретного предложения.
Сколько людей сломалось в похожих ситуациях! А он просто уехал в другую страну и начал там все сначала, и добрался до немыслимых высот не где-то, но на Wall street. После всех иностранных побед он сделал следующее: вернулся в Россию и начал новый бизнес. Пока что ему здесь не скучно.
Я много слышал о нем от разных людей.
Это лучший адвокат из лучших, - говорили мне. И называли фамилию.
А чем он крут? Что он ведет, какие дела выигрывает?
Без комментариев.
А почему ж про него не пишут взахлеб газеты и журналы?
Люди в ответ молча улыбались. Я, собственно, и сам понимал, что в прессу идет далеко не все. Самое интересное пролетает мимо. Лучшие сюжеты передаются, как известно, в устной форме. До читателей и зрителей доходит только самая простая информация...
Вновь я услышал о нем совсем недавно. Он участвовал в серьезном деле, там на кону была часть денег одного реального олигарха. Рассказчик это дело проиграл, несмотря на затраченные усилия и старую привычку приходить и брать все, что нужно. Ему помешал это сделать в очередной раз вовсе не президент и даже не премьер, и не сам олигарх, но кто? Простой адвокат!
Проигравшего это задело. Он решил встретиться с обидчиком. Нашел его, поговорил и... стал его клиентом.
Его зовут Александр Раппопорт. Если кому интересно, в фамилии Раппопорт вторая часть - точно от слова "Порто", от Португалии. А первая часть - то ли от итальянской фамилии Раппо, то ли от слова "ребе".
Раппопорт - ученик самого Падвы. Генрих Павлович, перечисляя лучших адвокатов России, не забывает упомянуть своего воспитанника. Они встретились в коллегии адвокатов в 1984 году. Раппопорт писал научные работы, Падва их рецензировал. Молодой адвокат тогда интересовался виктимологией, парадоксальной наукой (о влиянии потерпевшего на совершение преступления). Я сам когда-то читал книжки про это. Запомнилась такая цифра: в каждом четвертом убийстве виноват убитый, он сам спровоцировал убийцу.
Раппопорт изучал тогда реальные ситуации на тему, занимался психологической экспертизой. Был такой случай. Молодой человек с девушкой лежали в койке в комнате общежития. И тут к ним влетел еще один студент с шампанским, цветами и восклицанием: "Ну вот, я и с вами теперь, господа!" Девушка выпрыгнула из окна. Был суд, на котором она говорила о попытке группового изнасилования - так ей показалось. С вами теперь - значит с вами в койке, а что же иначе? Удалось доказать очевидное: у девушки была гипертрофированная реакция, а реальной угрозы не было. Ребят оправдали.
В уголовном суде или в гражданском желательна публичность, - говорит Раппопорт. - А мы даже имени клиента не упоминаем... Мы не светимся, у нас интимность, конфиденциальность, максимальное доверие... Это все очень личное. Мы как гинекологи... Через нас проходит некий заметный процент ВВП, так что это не терпит суеты и огласки.
Генрих Павлович научил меня многому. Работая с ним, я понял, чем хороший юрист отличается от плохого. Не тем, что знает все законы! Ни один даже самый блестящий человек не знает всего. Отличие хорошего юриста от плохого - в умении выстраивать свою позицию, аргументировать ее, защищать - и четко идти к поставленной цели.
Некоторые ошибочно думают, что адвокат должен добиваться справедливости. Нет, не должен! Это не его работа. Интересы справедливости должен представлять прокурор, ведь это государство - теоретически - заинтересовано в том, чтоб повсеместно воцарилась справедливость. А что же должен делать адвокат? Защищать интересы своего доверителя! Вот что он должен делать!
Дело Чурбанова
Самый громкий процесс, в котором Раппопорт участвовал, - это дело Чурбанова и Ко. Он не очень любит про это вспоминать, для него это старая история, из какой-то позапрошлой жизни. Но те, кто понимает, считают ее незаслуженно забытой. Я листал "Обвинительное заключение по уголовному делу N 18/54125-87". С притягательным грифом "Секретно". При том, что процесс - вот забавно - был открытым. Что ни говори, процесс был вехой. Он шел на фоне глубокой перестройки, если кто помнит такое слово. Год на дворе был 1987-й, а методы прокуратуры - на уровне 1937-го. Там были, к примеру, самоубийства двумя и более выстрелами в голову...
Для Яхъяева, клиента Раппопорта, прокурор требовал двенадцать лет лишения свободы. Трудно себе представить, чтоб адвокат, каким бы он ни был блестящим, мог произвести впечатление на военных, заседавших в том суде... Но работа адвоката, понятно, состоит не из одного только красноречия.
Нужно же что-то делать. Он сам это описывает в таких терминах:
Надо иметь микроскоп вместо глаз. И в микроскоп увидеть трещинку, а после расширить ее домкратом, сделать из нее пропасть, в которую бы рухнуло обвинение. Всегда ведь допускаются те или иные процессуальные ошибки, надо их только рассмотреть и использовать...
Были такие ошибки и в деле Яхъяева. Он и сам, как человек тертый (с 1960 года по 1982-й был председателем УКГБ Узбекистана), их видел. И хотел использовать в рамках своей тактики.
Яхъяев - единственный из всех, кто шел по тому делу, с самого начала давал, что называется, "полностью признательные показания". Благодаря чему его в отличие от остальных не увезли в московскую тюрьму, а оставили в Ташкенте, где держали четыре года (пока шло следствие) в нормальных условиях, к нему ходила на свидания жена и носила передачи.
А на суде он написал заявление в прокуратуру: вот, должен был себя оговорить, чтоб выжить в тех условиях. В ответ он получил угрозу, которая содержалась в письме из прокуратуры: "Доводы, направленные вами, будут рассмотрены в суде, который назначен на такое-то число. Что касается остальных эпизодов вашей преступной деятельности, они будут рассмотрены отдельно в других заседаниях по мере необходимости". Обвиняемый получил на руки хороший козырь: вот как несправедливо его судят! Он было огласил это письмо в суде... Но сделать это старому чекисту не позволил юный адвокат.
Раппопорт притормозил письмо, дождался конца того долгого мучительного процесса - и выстрелил им за пять дней до ухода суда на вынесение решения. Он заявил ходатайство, в котором объявил об этом письме и попросил истребовать у прокуратуры материалы, на которые она письменно намекала. Суд попал в ловушку! Он не мог вынести приговор, имея документ о том, что дело в отношении Яхъяева не закончено. Это было бы грубейшим нарушением процессуального законодательства: положено все обвинения предъявлять сразу, объединять их в одно дело и рассматривать вместе. Отложить суд на месяцы, рассматривать новые факты - на это никто не решился. В итоге Яхъяев был оправдан по всем эпизодам и освобожден из-под стражи в зале суда.
Громкая победа.
Не уверен, что это та "медаль", которую я хотел бы носить на пиджаке. Кстати, это было последнее уголовное дело, которое я провел, - так подытожил Раппопорт старое дело.
СССР - Израиль - США - Россия
Вскоре начались новые времена, расцвели кооперативы, которым нужно было юридическое сопровождение. Тогда у нас появился интерес к зачаткам корпоративного права. Это было новое, свежее дело, имевшее перспективы и сулившее, казалось бы, хорошие деньги. Но мэтры держались в стороне: они-то думали, что НЭП - это, как обычно, на пару лет. В новое направление пошла молодежь.
В числе первых был и Раппопорт, который быстро стал одним из ведущих специалистов в области корпоративного права. А еще в те годы он активно работал с большими клиентами, которые пытались самостоятельно осваивать международный рынок. Первые корпоративные банки, первые корпоративные биржи... Он был одним из тех, кто начинал выводить российское кино на мировую арену: в течение четырех лет работал адвокатом международного управления "Мосфильма". Его клиентами были Рязанов, Соловьев, Чухрай, Досталь и многие другие. Кроме того, как адвокат "Мосфильма", он с киногруппами объездил полмира.
Да, он отличился, достиг чего-то, но... В 89-м году, в возрасте 29 лет, ему в голову пришла опасная мысль: все, о чем он мечтал, у него уже есть. Авторитет, деньги (вернее то, что в СССР считалось деньгами)... Казалось, до конца жизни все так и будет крутиться по той же спирали. И - ничего нового.
В 1989 году он уехал в Израиль. Более экзотичного поворота в своей жизни он в тот момент придумать не мог. По сути, другой возможности начать все заново у него и не было. Взял жену, 6-месячного ребенка, тещу - и уехал. Решение принималось, как это часто бывает с самыми важными в жизни решениями, очень быстро - за полтора часа.
Первую неделю он жил на пособие. Потом вместе с женой, серьезной пианисткой, выпускницей Ленинградской консерватории, устроился на работу в синагогу - мыть полы. Еще через неделю к Раппопорту пришел корреспондент израильской газеты "Маарив" и написал здоровенную статью про известного московского адвоката, в прошлом владельца белого "мерседеса", который работает уборщиком. Вот что значит еврейский патриотизм! На родину любой ценой...
Раппопорт понимал, что адвокатом он сможет работать не раньше чем через три года, по крайней мере язык надо выучить... Но в день выхода той статьи он получил шесть приглашений на работу.
С первым из позвонивших у него состоялась такая беседа:
О чем ты мечтаешь?
Работать адвокатом в Израиле.
Ты уже работаешь. Зарплата у тебя с сегодняшнего дня такая-то. Есть еще какие-то пожелания?
Нет... А чем я буду заниматься?
Понятия не имею.
Как? Мы же договорились о зарплате!
Ты получил место - теперь думай, чем заниматься. Но я чувствую, что мы с тобой будем зарабатывать деньги...
Они начали заниматься сопровождением международных сделок. Работали с мэрией Санкт-Петербурга, с "Динамо" (Киев), помогали русскоязычным бизнесменам, которые выходили на Запад, потом в России начались слияния и поглощения. Раппопорт был партнером в адвокатской компании... Его настойчиво звали в крупнейшие адвокатские конторы, люди не понимали, почему Раппопорт отказывается - до тех пор, пока он не рассказывал историю про то, как в один день из уборщика стал адвокатом.
Так прошло семь лет в Израиле.
Только после смерти партнера он принял предложение одного из самых крупных своих клиентов: полетел к нему в Нью-Йорк поговорить, да так и остался. Семья прилетела туда на ПМЖ через три дня.
На этот раз все было другое. Никакой экзотики, никаких приключений, никаких ситуаций выживания. И, стало быть, ни дерзости, ни адреналина. С первого дня - солидная зарплата, пафосная квартира и прочий комфорт. Тяжело это было только с технической точки зрения. Пять лет подряд он приходил в офис на Уолл-стрит к четырем часам. Не дня, а утра: занимались финансовыми рынками - от Сингапура до Лос-Анджелеса, trading desk в больших компаниях работает круглые сутки. К десяти утра, к завтраку - по нью-йоркскому времени - иностранные финансовые биржи (кроме совсем уж Дальнего Востока) закрывались, и процесс международного бизнеса заканчивался. К этому времени просыпалась Америка, и можно было начинать работать с клиентами.
Америка интересна, в частности, и потому, что после работы там куда лучше понимаешь, что происходит сейчас в Москве. За девять лет на Уолл-стрит он достаточно глубоко погрузился во все, что касается инвестиционного процесса. Раппопорт сделал одну из самых успешных русских карьер там: занимал должность старшего вице-президента в нескольких крупнейших банках. Он стал одним из самых авторитетных специалистов по России и Восточной Европе, особенно в том, что касалось рынка слияний и поглощений.
Вопросы жизнеобеспечения, понятно, все давно уже были решены. И, как часто бывает в таких случаях, человеку захотелось делать что-то для души. Захотелось чего-то в жанре "искусство для искусства". Адвокатура - если ее сравнивать с инвестиционным банкингом - как раз и есть такое искусство. Он стал все чаще вспоминать о том, что перед ним три поколения адвокатов - отец и мать, дед, прадед... По ночам он листал старую, дореволюционных еще лет книжку - сборник судебных речей своего деда.
Good bye America, o-o, - и вот он в Москве.
Интересно было рассматривать эту странную картину: видавшие виды русские бизнесмены ведут беседы с американцами, выпускниками Гарвардской школы бизнеса, и рассуждают о схеме сделки... Конечно, Раппопорт на этом фоне смотрелся выигрышно, после Израиля и Уолл-стрита, где он понял многие вещи по трансакциям и собрал неплохую клиентскую базу, да к тому же с богатым московским прошлым и новыми, наработанными за границей связями.
Он восстановился в коллегии адвокатов и создал свою контору - на сегодняшний день одну из крупнейших адвокатских структур, занимающихся корпоративным правом. Российскую, но с американизированным подходом к ведению бизнеса. При этом Раппопорт дает и то, чего не могут дать иностранцы: тем не так явно видны наши риски.
Среди клиентов его конторы сегодня крупнейшие российские и иностранные корпорации, государственные структуры, естественные монополии и многие, кого в быту мы называем "олигархами".
Профессия
Тут лучше цитировать, поскольку тема тонкая. Слово - Александру Раппопорту:
Старая адвокатура - это была такая вальяжная профессия. Сегодня корпоративная адвокатура - не столько искусство, сколько индустрия, производство со всеми стоимостными законами. С одной только разницей: наша индустрия не имеет капитализации. Она очень индивидуальна, и продать бизнес в нашем деле невозможно.
Это практически две разные профессии: адвокат судебный, занимающийся традиционным адвокатским промыслом, - и адвокат корпоративный.
Да, у нас тут больше индустрии. Но если бы вы знали, какие потрясающе красивые схемы выстраиваются, когда создается трансакция, когда придумывается, как ее сделать! Бывает, смотришь на договор и понимаешь, как талантливо он написан. Это - как поэзия: вы можете сразу не понимать смысла, но ощущаете, что тут есть глубина. Так бывает - книга скучная, но написана блестящим языком. А можно с музыкой сравнить. Вот я недавно был на Ростроповиче - ну блеск! А как это объяснить словами? С медициной можно сравнить. Мой знакомый, проктолог, безумно увлеченный своей работой, говорил: "Уверяю вас, жопа - безумно красивый и совершенный механизм!" Он часами может об этом говорить...
К вам приходят люди, один хочет купить, другой продать, и это стоит миллиард долларов. Тут обеспечение сделки, обеспечение ее безопасности и всего, что вокруг, - это не меньшее искусство. Но оно в отличие от судебного непублично. Никаких эмоций напоказ, тут нужны другие навыки. Важно не столько знание законов, это вторично! Должно быть знание мира, знание жизни... Трюки, ходы, уловки - вот что нужно!
Что же касается подробностей бизнеса, об этом трудно рассказывать. Цифры, имена, уровень - ничего разглашать нельзя. Не спишь ночами, а после открываешь газету - а там сообщается о закрытии крупной сделки. Эх, думаешь, если б вы знали!
Многие думают, что в таких случаях юрист - это защита от кидка на конце. Но не так интересно, кто кого кинет, - важнее контроль, совместная деятельность, раздел продукции, разграничение полномочий, финансирование потоков. Идет заключение десятков договоров, инкорпорирование компаний, придумывается тысяча вещей...
Эта работа очень интересна именно в России. Прошли годы, многое изменилось. Красных пиджаков уже нет, люди теперь умеют одеваться. Они понимают глубинные вещи, на постижение которых в других странах обычно уходят поколения.
А уровень правого обеспечения? Законодательство западных стран строилось столетия. У нас же законы, касающиеся бизнеса, создавались последние 6-8 лет. Там много пробелов, несуразностей и противоречий. Потому что невозможно создать совершенный правовой механизм так быстро. Многие законы, кстати, приняты еще в 1920-е годы (например, закон о вексельном обороте)! Как они могут отражать действие сегодняшних корпоративных механизмов?
К примеру, российскому праву вовсе не знакомо понятие опциона, без которого сегодня нельзя никак. Но если вам нужен опцион, я обязан вам его дать. Я должен придумать, как это сделать! Тут - огромное поле для творчества.
Или такая вещь, как залог. Вы его оставляете себе, если вам не вернули деньги, - так это выглядит с обывательской точки зрения. Но в российском законодательстве все не так! По закону необходимо объект залога реализовать на открытом аукционе и оставить себе вырученные средства в пределах суммы долга. Безумно тяжелый механизм, который практически не дает возможности возврата реальных денежных средств!
А сфера брачного законодательства? В рамках российского права невозможно уйти от контроля наследников партнера. Это нормально, когда они становятся выгодоприобретателями. Но зачастую дети и вдовы бизнесмена начинают диктовать акционерам, как делать бизнес. Многие хотят заранее от этого обезопаситься.
Все эти вопросы нельзя решить, если ограничиться знанием только российского законодательства. Но можно же правильно выбрать юрисдикцию! Кипр, например. А если законы Кипра не подходят - есть на British Virginia Islands или в Канаде. Кроме выбора юрисдикции, есть и всякие прочие способы, механизмы и тонкости, позволяющие решить поставленную клиентом задачу...
Кулинария
Напряжение на работе высочайшее, в моих руках - судьбы огромных сделок! Конечно, нужна какая-то разрядка. У меня много увлечений, - говорит Александр. - Я занимаюсь дизайном, сам оформил офис, квартиру, дом. Я собрал несколько коллекций - марки, фарфор... А еще очень люблю готовить. Я закончил несколько кулинарных школ: английскую, американскую, французскую, гонконгскую и этим летом - вьетнамскую.
У меня нет поварских лицензий и сертификатов на право работы, но готовлю я очень вкусно. Читаю поварские книги, но без фанатизма. Дело в том, что книги о еде делятся на две категории. Одни написаны поварами, которые из ревности в каждый рецепт закладывают ошибки в пропорциях, - чтоб у тебя не получилось. Другие книги написаны кулинарными критиками, которые и рады бы помочь, да готовить не умеют. Я в книгах ищу только идеи, концепции. В самом деле, не буду же я готовить, отмеряя компоненты мензуркой!
Но есть истинно великие блюда, которые не допускают импровизаций и требуют четкого соблюдения рецептуры. К ним относится плов, приготовление которого для многих стало серьезным хобби. Вот недавно я участвовал в чемпионате России по приготовлению плова. Это организовал - и оплатил все расходы - один мой товарищ. Я занял первое место из 12 сильных участников.
И вот какой нюанс меня потряс больше всего: организатор чемпионата отнесся к подготовке с маниакальной серьезностью. Он прочитал во множестве рецептов, что для плова нужны желтая морковь и хлопковое масло, и потратил неделю на поиски этих компонентов. Когда нашел, был безумно счастлив и горд собой.
Тут я открываю блестящую кулинарную книгу "Казан, мангал и другие мужские удовольствия", которая, кстати, недавно вышла в России, и читаю следующее: "Существует миф, что правильный плов невозможен без хлопкового масла и желтой моркови. Действительно, в Узбекистане 90 процентов поваров используют эти ингредиенты. Но объясняется это очень просто: желтая морковь в 12 раз дешевле красной, а хлопковое масло в 20 раз дешевле оливкового. Ни один серьезный эксперт не верит в то, что хлопковое масло как-то влияет на качество плова. Если вы не ставите задачи снижения себестоимости продукта, вам нет необходимости искать эти экзотические ингредиенты". Я зачел этот кусок своему товарищу, состоятельному человеку - он был потрясен до глубины души.
Что касается меня, то я плов делаю исключительно на курдючном жире. Сперва растапливаю курдючное сало. Псевдознатоки будут вас учить, что после надо класть мясо, а потом морковь, - она не даст никакого вкуса, но это означает загубленный плов. По-настоящему же вся идея в том, что сперва надо в этом жире поджарить лук. После положить мясо и его тоже поджарить, добавить специй - и получается зирвак, основа плова. И только после всего этого положить морковь. Ею, как кашу маслом, плов испортить нельзя.
Разумеется, нельзя плов мешать после того, как засыпается рис. Рис заливается кипятком. Вы погубите плов, если зальете его холодной водой. Просто погубите!
Наша задача - поднять жир наверх, это можно сделать только энергией залитого кипятка. Жир поднимется наверх и после постепенно будет идти вниз.
Люди, которые знают о моем увлечении поварским искусством, часто спрашивают: почему у тебя нет своего ресторана? Сегодня я не могу себе этого позволить! У меня был свой ресторан, я его сам придумал и создал абсолютно каждое блюдо! Кайфовал безумно. Раз в месяц ходил на кухню, готовил. Но потом понял, что этим надо заниматься плотно, а у меня на это нет ни сил, ни времени.
Сейчас у меня нет ресторана. Но еще же не вечер...
Полный текст об адвокате
Александре Раппопорте
читайте в декабрьском номере журнала "Медведь "
Игорь Свинаренко
ИЗДАТЕЛЬ ЖУРНАЛА "МЕДВЕДЬ"
— С чего начинаются ваши рестораны: с дизайна или с еды?
Александр Раппопорт: Часто именно с дизайна. «Китайская грамота», «Dr. Живаго», в котором мы сейчас находимся, родились именно так. Бывают проекты, которые очень привязаны к месту, в котором находятся. Мы открывали Black Thai, мы оказались в месте, и уже из этого места исходила идея концепта. Или мы сейчас делаем испанский «Гастро Pub» — приходим в место, которое практически готово, и пытаемся уже для него создать дизайнерскую концепцию. Что касается «Китайской грамоты», то сама по себе идея использования старинной терракоты и смеси такой дикой — это была давняя идея, она жила два или три года, так же как и название ресторана. У меня была придумана «Китайская грамота» пять или шесть лет тому назад.
То же самое с «Доктором Живаго». «Dr. Живаго» как концепт существует у меня семь или восемь лет. Давно было придумано название «Dr. Живаго» для русского ресторана. А идее дизайна, наверное, года четыре. У меня была мысль использовать вот эти современные белые лаки и эклектику 20-30-х годов XX века. Мы придумали современные способы, как показать Дейнеку или Самохвалова, еще три или четыре года назад. Когда мы пришли в это помещение, понятно, что мы пришли с талантливым дизайнером, но идея каждой картинки на 90% у меня уже была.
Мне всегда очень нравился русский ХХ век.
Все эти «бубновые валеты», ар-нуво меня будоражили. И это всегда вызывало очень большие дискуссии и иронию среди моих друзей-художников. Большинство людей, близких мне, считают, что эта моя страсть — признак вульгарности.
— А есть понятие «московский вкус», которому нужно соответствовать? Потому что московская публика — она любит красоту и аттракционы.
А. Р.: Сегодня очень многие рестораны похожи друг на друга. Раньше открывались рестораны, которые отражали «новиковский стиль». Потом он стал восприниматься немножко иронично. Кстати, Аркадий очень быстро пошел в другую сторону. Теперь невозможно сказать, что Novikov Ritz похож на Vogue Cafe. Зато эти все сегодняшние модные «вильямсы», «воги», «угольки» и т. д., тот же открывающийся PINCH — все это ново, но все эти рестораны безумно похожи друг на друга.
А мне всегда хотелось сделать очень разные рестораны, но приходят мои близкие, знакомые, друзья и говорят, что они узнаваемые.
Я этого не могу уловить, не могу понять, где они это видят.
— У вас бывают неудачи?
А. Р.: Знаете, у юристов основная отправная точка в контракте всегда первые 20 страниц, посвященных definitions . Наверное, самое важное определить для себя, что мы сейчас подразумеваем под словом «неудачи». Есть такие проекты. Вот мы реанимировали, переделали «Мясной клуб», я в него вошел, и у меня, конечно, был некий дискомфорт, хотя мы его придумывали и делали сами. У меня есть вещи, которые в той же «Китайской грамоте» не получились, которые получились ровно не так, абсолютно не так.
— Вы собираете искусство? Его можно увидеть в ваших ресторанах?
А. Р.: У меня были какие-то свои статуэтки, которые, в частности, стоят здесь, в «Живаго», в шкафах. Назвать их словом «коллекция» сложно. Но тем не менее мне они безумно всегда нравились. То же самое, кстати, с «Китайской грамотой». Мне нравилась китайская терракота всегда, с момента первых поездок в Гонконг. Я ходил там раскрыв рот, что-то покупал, что-то вез коробками. И статуэтка терракотовая, китайская статуэтка династии Тан — это та основа, отправная точка, вокруг которой у меня вообще возникла вся идея «Китайской грамоты». То же самое эти фигуры дейнековские в «Dr. Живаго».
— А это был такой риск — апелляция к советскому...
А. Р.: Я совсем не хотел это делать всерьез. Вот видите, все-таки в «Dr. Живаго» нет Пастернака. Зато у нас есть отдельный кабинет со всеми его книгами, которые выходили, и достаточно редкими в том числе. Но, возвращаясь к тому, что важно с точки зрения дизайна, это все-таки ресторан не литературного героя. Это ресторан об эпохе. Эпохе настроения «Dr. Живаго», ведь сам Пастернак хотел, чтобы «Живаго» был романом о России, о будущем, о счастье, а совсем не о той трагичности, безысходности, которую можно было, казалось, увидеть, когда ты его непосредственно читаешь. Вот так мы его представляли.
— Запуская новые рестораны, вы думаете о кризисе?
А. Р.: Сегодня ситуация, при которой, наверное, всем до единого чуть сложнее, чем было год или полтора назад. В ситуации, когда любому человеку чуть сложнее, ему нужна какая-то отдушина. Мне кажется, что сегодня нужно делать интерьер чуть более радостным, потому что раньше мы могли работать с грустными цветами и интерьерами и мне это казалось абсолютно нормальным. Сегодня хочется чуть более светлого. Хочется чуть-чуть отогреть любого человека, которому плохо, в одеяло его воткнуть. То же самое касается интерьера.
— Я понимаю, что об этом трудно говорить, особенно человеку, который запустил уже очень много ресторанов. Сколько должен стоить интерьер классного места?
А. Р.: Ваши собственные идеи ничего не стоят — они бесплатные. И если вы всмотритесь в большинство вещей, которые вы видите здесь, в «Живаго», в них нет ничего ультрадорогого. Все наши интерьеры недорогие по сути своей, хотя многие могут казаться более чем эффектными. Экономика выглядит так: чем дешевле вы делаете ресторан, тем легче он окупается, тем проще с этим потом работать и т. д. Лет 15-20 назад люди действительно грохали в интерьеры какие-то безумные деньги, сейчас, мне кажется, с точки зрения экономики это прошло.
Вам здесь нравится, но здесь нет безумных вложений.
Для меня в свое время, когда я попал первый раз в «Турандот», это был абсолютно культурный шок. Мне казалось, что это просто на грани. На грани, которую не переступили. Можно было ходить с открытым ртом. Мне же очень нравится, когда мы достигаем эффекта, не потратив на это большого количества денег. В «Живаго» нет ни разу никаких миллионов вообще.
— Но все выглядит дорого. Я пока вас ждала, все время смотрела на эту люстру и думала, откуда она.
А. Р.: Эту люстру мы сами сделали в городе Санкт-Петербурге.
— Отлично. Как будто свинтили из метро.
А. Р.: Причем люстра ровно не такая, как мы хотели, там нет этих насечек, которые должны были быть. Более того, какие-то вещи, которые есть в ресторане, когда я их увидел, меня просто бесили, но мне открыли книги и показали, что ровно так это делали в 1930-х годах. Какие-то пропорции, шортики эти вот жуткие на скульптурах, ноги, пальцы у пионеров ну очень специфические.
— То, что у вас в «Живаго» банкомат красный, в цвет интерьера, — это тоже часть дизайнерской концепции?
А. Р.: Вне всякого сомнения. Абсолютно.
— Это настоящий перфекционизм.
А. Р.: У нас в «Китайской грамоте» стоит синий банкомат, и это единственная вещь, которая у меня вызывает бешенство. Я просто этого видеть не могу. Здесь, когда пришли наши партнеры и предложили поставить банкомат, я сказал: «Только с одним условием. Он должен быть красным».
— Вы сейчас как себя идентифицируете, вы в первую очередь ресторатор или все-таки адвокат?
А. Р.: Смотрите, я даже не задумываюсь: конечно, адвокат. Это моя жизнь, хлеб и т. д. Рестораны, несомненно, хобби, которое приносит деньги. Знаете, я много лет собирал марки, это тоже громадные эмоции, которые иногда перехлестывают все что угодно. Но это же нельзя назвать бизнесом, хотя на этом тоже можно зарабатывать.
— Меня поразило, что к вам в «Живаго» сегодня записывают только за неделю. Надо ждать 7 дней...
А. Р.: Все-таки надуть щеки, сказать, что мы такие крутые, популярные, — это, конечно, легче всего, но я прекрасно понимаю без мудрости даже царя Соломона, что все проходит, и к этому, к тому, что у нас сейчас популярность, надо относиться безумно бережно, как к абсолютно временному нежнейшему сосуду, который нужно нести с трясущимися руками, чтобы не обронить. И эту популярность надо холить и лелеять, а не просто свысока на нее смотреть и думать, что это будет всегда.
Как начать работать у известного российского ресторатора Александра Раппопорта? Этот вопрос волнует многих соискателей, которые хотят построить успешную карьеру в индустрии гостеприимства. Самый главный совет для соискателей — н ужно знать проекты Александра Раппопорта .
В начале 2018 года к империи ресторатора относятся следующие рестораны:
Black Thai – ресторан тайской кухни, высокий средний чек. Проект открыл совместно с управляющей компанией Ginza Project.
Cook’kareku – круглосуточный ресторан, где можно попробовать завтраки со всего мира.
Dr. Живаго – ресторан современной русской кухни на первом этаже гостиницы «Националь». На этом месте прежде располагался проект Аркадия Левина «Композитор».
Эрвин. Река-море-океан – ресторан рыбной кухни в районе Кутузовского проспекта. Летом там располагается самая красивая веранда заведения в этом районе. Проект открыт на месте одноименного ресторана Erwin, который был открыт до этого Александром Затуринским. Здесь много интересных морепродуктов, которые везут порой специально только для этого ресторана.
Erwin.река – ресторан-яхта, которая совершает рейсы несколько раз в день (длительность рейса около 3 часов).
Белуга – ресторан на 80 посадок на втором этаже гостиницы «Националь». Открылся в 2017 году на месте итальянского ресторана Piazza Rossa (в переводе с итальянского «Красная площадь»). Рыбная кухня, деликатесы, высокий средний чек и потрясающий вид – основные характеристики данного заведения.
Воронеж на Пречистинке – ресторан и мясной клуб. На 1 этаже располагается закусочная с мясной лавкой от «Праймбиф», на остальных этажах – атмосферный ресторан с разнообразным мясным меню.
Закусочная «Воронеж» на Большой Дмитровке – более низкий средний чек. Понятное меню, приятная атмосфера. Все снова вокруг мяса.
Гранд европейский Экспресс – кафе-ресторан на первом этаже ТЦ «Европейский», потрясающая витрина с десертами, невысокий средний чек на еду, повышенный на напитки.
2 «Китайских грамоты» в Москве и 1 в Питере – аутентичная китайская еда.
Паб Ло Пикассо – ресторан испанской кухни, открыт совместно с Ginza Project.
Тоторо – японский ресторан, открытый в начале 2018 года.
Жеральдин – необистро, открытое совместно с Владимиром Позднером.
Восход – ресторан с кухнями СССР во главе с шеф-поваром Максимом Тарусиным. Находится в парке Зарядье. Высокий средний чек.
Гастроцентр Зарядье – современный фуд-корт, состоящий из восьми частей. Кухни российскийх регионов. Средний чек не высокий.
Отзывы о работе у Раппопорта
Как и всегда, существуют люди которые боготворят Раппопорта и работают с ним много лет, и есть те, кто недоволен работой с ним. Это как стороны одной медали, поэтому не верьте всему, что говорят. Истина многогранна, поэтому прежде попробуйте свои силы, узнайте условия и, возможно, это именно та компания, в которой вы давно мечтали работать.
Наша компания более 5 лет сотрудничает с ресторанным холдингом Александра Раппопорта, и всех потенциальных кандидатов мы предупреждаем о том, что их ждет.
5 фактов об Александре Раппопорте как о работодателе:
- Раппопорт самостоятельно проводит собеседования и дегустации работников на ключевые позиции.
- Он всегда интересуется почему человек заинтересован работать в его компании.
- Раппопорт обладает глубокими знаниями в области гастрономии и того же требует от шеф-поваров. Поэтому на собеседовании задает вопросы, которые требуют глубоких знаний в определенных областях.
- Он перфекционист. Поэтому если вы готовы работать для того, чтобы гости ресторана ВСЕГДА уходили довольными, то это ваш холдинг.
- Вы должны быть готовы к интенсивному графику и большому количеству гостей. Все это связано с популярностью его проектов, ведь он находится сейчас на пике.
🙋🏻♀ Если вы ищете вакансии в холдинге Александра Раппопорта, просто отправьте ваше резюме на почту и мы обязательно его рассмотрим.